маленькая Сызрань - о Сызрани https://www.syzran-small.ru/pages-6071

Распечатать

Врач Денис Проценко: Почему я должен рисковать родными из-за антиваксера?

Главврач больницы № 40 в Коммунарке Денис Проценко назвал признаки «длинного COVID» и сказал, что думает об антипрививочниках, о локдауне и других ограничениях.

— Раньше вы положительно высказывались о локдауне как об эффективной мере для приостановки роста заболеваемости. Сейчас в Москве испробованы разные варианты ограничений. Вы теперь на какой позиции находитесь — нужен новый локдаун?

— Да, я действительно высказывался за локдаун, но подчеркну, что это был март 2020-го, прошло полтора года. В марте прошлого года был новый вирус, было полное непонимание, что с ним делать. Был итальянский сценарий, с которого мы стартовали. Тогда не было во всем мире и в России четких и внятных протоколов лечения, не было понимания, когда появятся вакцины. Тогда локдаун был единственной мерой, чтобы уменьшить нагрузку на систему здравоохранения и снизить количество летальных исходов.

Но за это время случилась, я бы сказал, революция: были развернуты дополнительные мощности, появились резервные госпитали, в этих госпиталях появились не только койки, но и современное оборудование: и аппараты ИВЛ, и лабораторная база, инфузионные системы. Но что самое главное — появились вакцины. Конечно, мы в этом году находимся совершенно в других условиях — об актуальности локдауна, во всяком случае на текущий момент, речи не идет. Больше нужно говорить о вакцинации.

Я не знаю, что в голове у людей, которые говорят: «Вот мы вторую прививку не будем делать». Для меня это нонсенс. Мы каждый день с коллегами делаем обход в красной зоне, у нас до сих пор 263 пациента в отделении реанимации, 90 человек находятся на ИВЛ, проводится ЭКМО. Это для нас не пустые слова. Пациенты погибают, и ты понимаешь: если бы этот пациент был вакцинирован, то сценарий протекал бы совершенно по-другому.

— В Москве сейчас ограничена госпитализация для невакцинированных, чтобы внутри больниц не было заражений. При этом обещают принимать медотводы у тех, у кого они есть. Действительно возможно организовать все так, чтобы внутри больниц не допустить заражения?

— Это вынужденная мера. Такие условия действуют при плановой госпитализации, а при экстренной не важно, вакцинирован пациент или нет. Вторая группа исключений — это пациенты с онкологическими заболеваниями, третья — это медисключения. Но вакцинация не защищает до конца от инфицирования, поэтому есть дополнительный комплекс мер: всем пациентам при поступлении в стационар делается ПЦР-мазок, оперативное лечение возможно только при отрицательном ПЦР-тесте.

— Как изменились сейчас методы лечения пациентов в среднем и тяжелом состоянии по сравнению с тем, что было даже в начале года?

- Появились новые опции, в том числе те, которые клинически изучены в Москве. Я говорю про гипериммунную плазму. Это очень мощный инструмент для пациентов со средним течением болезни.

— То есть плазма уже переболевших?

— Или вакцинированных. Это так называемая гипериммунная плазма, которая содержит высокие титры иммуноглобулина G. Когда невакцинированный пациент заболел, в нетяжелом состоянии поступил в стационар, переливание этой плазмы помогает организму справиться с инфекцией. К сожалению, это не работает у пациентов с тяжелой и крайне тяжелой формой, но у средней группы пациентов перспектива реанимации снижается на 19%.

Ремдесивир базисно используется, но, к сожалению, такого вау-эффекта, которого все ожидали, когда появилась эта молекула, мы не получили.

— Из того, что вы читали, — существует ли сейчас новое перспективное лекарство против COVID-19, на которое есть надежды?

— Я очень надеюсь, что оно есть. Многие исследования находятся на тех фазах, которые пока не публикуются. Большое количество публикаций по различным молекулам связано в основном с блокадой цитокинового шторма. Идея одна — не допустить сверхвоспаления, которое очень быстро переводит больного из палаты в отделение реанимации.

О вакцинации и о том, нужно ли измерять антитела

— На повестке Госдумы до ухода на каникулы был вопрос о включении прививки от COVID-19 в национальный календарь, но он был снят. Депутаты объясняли это страхом людей перед обязательной прививкой. В национальный календарь включены вакцины против тех заболеваний, которые с нами давно, как корь или грипп. Будет ли так с COVID-19 и нужно ли включать вакцину против него в календарь?

— Очевидно, мы просто не хотим или боимся признаваться, что коронавирус с нами надолго. А раз так, то нужны понятные, внятные меры. Одной из таких внятных мер является национальный календарь прививок. Который избавит нас от всех этих модных разговоров… Какие сейчас модные разговоры в общественном месте, чем сейчас меряются мужчины?

— Антителами.

— Да, антителами. В календаре есть сезонная вакцинация от гриппа, вы совершенно правы, и мы не задумываемся: «Так, у меня в мае были сопли, я кашлял, у меня, видимо, был грипп. Так, в сентябре по календарю мне нужно сделать прививку. А не померить ли мне антитела от гриппа?» С гриппом такой истории нет, а с коронавирусом все с точностью до наоборот. Поэтому это просто правило хорошего медицинского тона — внести прививку в календарь, и точка.

— Есть исследования, которые показывают, что иммунитет именно после вакцинации более «качественный», чем после естественной болезни. Что вы об этом думаете?

— Есть четкое понимание и инструкция: шесть месяцев после болезни — вакцинация, шесть месяцев после вакцинации — ревакцинация. Мне кажется, это самый правильный ответ на данный вопрос.

— Сейчас активно обсуждается так называемый длинный COVID. Когда на протяжении продолжительного времени нет повышения антител IgG, которые говорят о хороших защитных свойствах организма, а есть постоянные антитела IgM в высоком титре, которые, как мы понимаем, вырабатываются в момент заболевания либо сразу после болезни. Насколько «длинный COVID» опасен?

— Это вопрос к иммунологам и вирусологам. Но я бы рассуждал о long COVID не с позиции антител, а с позиции пост-COVID. Это качество жизни пациентов после перенесенного вируса, когда люди в течение двух и более месяцев (а пожилые пациенты — зачастую и дольше) не могут вернуться к изначальному качеству жизни. Когнитивная дисфункция, забывчивость, быстрая утомляемость, раздражительность, появление панических атак, в том числе и у молодых людей, у которых это не самая частая проблема. Это тот медико-социальный вопрос, который еще глобально возникнет в популяции. Это все последствия тяжелого течения COVID. Наша задача — не допустить его тяжелого течения. Как не допустить — мы с вами проговорили. И в России сейчас есть четыре вакцины, чтобы этого добиться, все.

Современная существующая вакцина эффективна в отношении циркулирующих штаммов, в том числе новых, это точно. Это одна из возможностей прервать порочный круг мутирования. И это второй мой довод уважаемым антиваксерам.

— Вакцинация большого количества людей — это и есть единственный способ прервать распространение и мутацию как раз новых штаммов?

— Да. От нас уже все зависит больше семи месяцев. От нас — я имею в виду не медиков, а социально ответственных лиц, которые уважают людей, находящихся рядом. Очень много было дискуссий и спекуляций о лишении прав, в случае обязательной вакцинации и т.д. А почему от твоего волеизъявления и права должен погибнуть мой родитель? Самая большая внутренняя свобода — это быть социально ответственным перед людьми, которые находятся рядом с тобой.

О пропаганде вакцинации и вакцине Pfizer

— Вам не кажется, что в России сложилось такое отторжение в отношении вакцинации и конкретно «Спутника V» из-за изначально неверного пиара? Это была больше пропаганда, нежели разъяснительная научная работа.

— Для меня самым большим пиаром была публикация результатов [клинических] исследований в уважаемых журналах с высоким индексом цитируемости. А на чем строится гипотеза антиваксеров? Это же наброс на вентилятор: «А, вы не забеременеете!» Есть какие-то исследования?

— Если в России все-таки будет зарегистрирован препарат Pfizer или Moderna, это повысит лояльность людей к вакцинам?

— Наверное, может сработать, но тогда господа антиваксеры будут противоречить самим себе, потому что вся их доктрина, весь их популизм и спекуляции строятся на том, что «Спутник V» не изучен. А разве вакцина Pfizer изучена больше, чем «Спутник V»?

— Второй довод против вакцинации российским препаратом: «Спутника V» пока нет в emergency list Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ). Там есть другие вакцины, которые позволяют людям путешествовать за границу. Если все-таки «Спутник V» появится в этом листе, повысит ли это лояльность к данному препарату и к вакцинации в целом?